О возможных последствиях это события мы решили поговорить с ведущим экспертом Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА), координатором Клуба экспертов Волгограда Андреем Серенко. В середине июня Андрей Серенко в качестве приглашенного эксперта участвовал в VIII совещании руководителей (начальников штабов) национальных антитеррористических центров государств СНГ, которое полностью было посвящено проблеме экспансии «Исламского государства».
– Решение лидеров ИК войти в состав ИГИЛ было предсказуемо?
– То, что произошло, это всего лишь констатация уже свершившегося факта. «Имарат Кавказ», его боевые и политические лидеры уже давно сотрудничают с «Исламским государством». Более того, один из лидеров ИК Мовлади Удугов считается соавтором проекта ИГ. В боевых формированиях «Исламского государства», воюющих против режима сирийского президента Башара Асада, хватает боевиков из республик Северного Кавказа. Ранее несколько полевых командиров ИК уже принесли присягу на верность ИГ. Так что июньская присяга новых лидеров «Имарата» на верность «халифу» аль-Багдади – это не более, чем фиксирование уже сложившейся политической реальности. На мой взгляд, июньское заявление является также пиар-акцией нового лидера «Имарата» Абу Усмана Гимринского. Как известно, 19 апреля прежний лидер ИК Алисасхаб Кебеков был убит дагестанскими силовиками в результате спецоперации. После его гибели исполняющим обязанности «амира» «Имарата» стал Мухаммад Сулейманов, также известный как Абу Усман Гимринский. Как и любая политическая структура, ИК полон интриг, противоречий и внутренней конкурентной борьбы. Новый лидер «Имарата», видимо, остро нуждается в дополнительной внешней поддержке своего авторитета на этапе становления. Поэтому логично, что он вовремя сориентировался и принял решение присоединиться к самой раскрученной в рекламном отношении международной террористической организации.
– Кроме субъективного фактора, какие еще цели может преследовать ИК в этом официальном слиянии с ИГ?
– Это решение Абу Усмана Гимринского можно трактовать как прекращение внутренней дискуссии, связанной с самоопределением «Имарата Кавказ» по отношению к ИГ. Предыдущий лидер ИК придерживался стратегии «пунктирного сотрудничества» с «Исламским государством», без организационно-политического слияния с ним. «Имартовцы» не воспринимали ИГ как непримиримого конкурента (хотя элементы соперничества между ними все-таки были), но и не идентифицировали себя с «халифатом», придерживаясь суверенного статуса в мировом террористическом сообществе. Однако бесконечно долго такой противоречивый статус ИК сохраняться не мог. Учитывая, например, хотя бы фактор Мовлади Удугова, его заметное влияние, как в ИК, так и в ИГ, сближение и последующее слияние этих двух этих организаций было предопределено. Хотя этот процесс определялся, конечно, не только фактором Удугова.
– Насколько адаптивны эти две организации? Придется ли ИК перестраивать систему своей работы, в частности рекрутирования новых членов организации?
– Я думаю, нет, все, что нужно уже перестроено. С момента боевых действий в Сирии под знамена тогда еще ИГИЛ встали довольно многочисленные отряды боевиков «Имарата Кавказ», которые до сих пор там успешно воюют. Процесс рекрутирования новых добровольцев-боевиков за несколько лет налажен почти до автоматизма.
Как ни парадоксально, официальное присоединение ИК к ИГ может быть выгодно России. Ведь «ичкерийское крыло» чеченского боевого подполья, стоящее на позициях не борьбы за мировой «халифат», а отделения Чечни-Ичкерии от России и построения на Северном Кавказе собственного национального государства, более опасно для российской государственности, чем радикальные исламисты – сторонники аль-Багдади, отправившиеся воевать и умирать в Сирию. По большому счету России выгодно, чтобы сторонники ИГ, завербованные на Кавказе и в других регионах РФ, покинули российскую территорию и потом пали смертью храбрых в боях за Пальмиру, Алеппо, Дамаск и другие сирийские города, а не совершали теракты в Волгограде, Ставрополе, Махачкале и Москве. Если июньская присяга «Имарата Кавказ» на верность «халифу» «Исламского государства» будет способствовать оттоку радикалов за пределы России, в Сирию и Ирак, то это следует рассматривать, скорее, как позитивный фактор для национальной безопасности РФ.
– Но об этом пока речь не идет. Зато недавние трагические события в Тунисе, Кувейте и Франции показали, что пока существует «Исламское государство», никто и нигде не может чувствовать себя в безопасности. Стоит ли ожидать подобных «боевых презентаций» от «Имарата Кавказ» – уже как регионального филиала ИГ – на российской территории?
– Пока новое руководство ИК манифестируют другие цели – защиту интересов «Исламского государства» на Ближнем Востоке. Однако исключать проведения новыми «имаратчиками-халифатчиками» «боевых презентаций» в городах России конечно же нельзя. По законам рекламного жанра любой ребрендинг провоцирует всплеск активности организации. Ребрендинг террористической организации требует закрепления статуса в виде боевой и информационно-рекламной активности. Я думаю, что политические лидеры и полевые командиры ИК после июньской присяги могут попытаться осуществить серию террористических актов в различных регионах РФ, демонстрируя верность эстетическим принципам «Исламского государства». Очевидно, что российским спецслужбам сегодня нельзя недооценивать потенциальную угрозу проведения «боевых презентаций» ИК-ИГ на территории России. И эта угроза будет оставаться актуальной как минимум несколько ближайших месяцев.
– Лидер Чечни Рамзан Кадыров заявил, что контролирует ситуацию на Северном Кавказе и что угрозы ИК слишком переоценены…
– Это тот самый случай, когда «лучше перебдеть, чем недобдеть». Конечно, фигура Рамзана Кадырова, его региональный административно-политический режим – это мощный стабилизирующий фактор на Северном Кавказе. Но гарантировать защиту России от террористических угроз в полной мере он тоже не может. Волгоградцы помнят страшный 2013 год, когда областной центр потрясла серия взрывов, устроенных боевиками-смертниками «Имарата Кавказ», и Рамзан Кадыров, увы, не смог помешать этому. Поэтому надо со всей серьезностью относится к потенциальным рискам, а не самоуспокаиваться заявлениями даже самых авторитетных политиков и чиновников.
– Может быть, с террористами можно договориться? Насколько договороспособны лидеры «Исламского государства»?
– Я не исключаю, что российские спецслужбы имеют каналы связи с отдельными фигурами в руководстве «Имарата Кавказ» и даже «Исламского государства». Как, наверное, такие каналы связи имеют и спецслужбы других заинтересованных стран. Однако я не верю в возможность заключения каких-то стратегических закулисных договоренностей с ИК или ИГ. Играть с террористами, конечно, можно – заигрываться нельзя, а тем более – доверять их словам и обещаниям.
– Но при волгоградском губернаторе Иване Шабунине такие негласные региональные договоренности в отношении Чечни работали…
– Там была совсем другая ситуация. У Волгограда и Чечни всегда были особые отношения. Генерал Джохар Дудаев открыл представительство Чеченской Республики в Волгоградской области в 1992 году, когда еще даже первая чеченская война не началась. Кстати, волгоградское представительство ЧР было открыто даже на несколько месяцев раньше, чем московское. Благодаря этому представительству был уже во время первой чеченской войны освобожден из плена боевиков Олег Малышев – сотрудник областной администрации. Вряд ли тот опыт сегодня можно повторить, тем более в отношении «Исламского государства» или его «имаратного» филиала. Не думаю, что в обозримой перспективе в Волгограде или еще где на территории России появятся легальные «полпреды» ИГ.
– В каком сегодня статусе находится Волгоград? Является ли он мишенью для боевиков или с приходом нового главы УФСБ Анатолия Гулевского ситуация поменялось?
– Думаю, профессиональная компетентность и служебные связи генерала Гулевского сегодня играют очень важную роль в обеспечении безопасности нашего региона. Не стоит забывать, что главной причиной терактов в Волгограде в 2013 году было отсутствие необходимой координации между дагестанскими и волгоградскими силовиками. Генерал Гулевский был одним из руководителей дагестанского ФСБ, до этого работал в ФСБ Чечни. Могу предположить, что его приход в Волгоград во многом снял эту проблему координации и взаимодействия региональных управлений ФСБ. Это важно, так как именно Дагестан является сегодня главным очагом террористических угроз на Северном Кавказе. Неслучайно два последних руководителя ИК были уроженцами этой республики. И безопасность Волгограда, других регионов России в значительной степени зависит от качественной работы дагестанских спецслужб, полиции и информированности их агентуры. Я надеюсь, что июньское заявление «Имарата Кавказ» будет правильно расшифровано российскими спецслужбами.
– Но все-таки пока не Россия является приоритетным геополитическим фронтом для ИГ?
– Если вынести за скобки вероятную угрозу «боевых презентаций» ИК, то да. По прогнозам аналитиков, которые занимаются изучением «Исламского государства» профессионально, главные геополитические устремления исламистов сегодня – Ближний Восток, зона афгано-пакистанского пограничья, Центральная Азия и лишь затем – российский Северный Кавказ. Так, в частности, считают многие эксперты-участники 8-го совещания руководителей антитеррористических служб стран СНГ, которое 18 июня состоялось в Подмосковье. На мой взгляд, ближайшими объектами экспансии ИГ являются также Северная Африка, прежде всего – Ливия, так как эта страна является плацдармом для самого короткого пути проникновения в Евросоюз. Кроме того вероятна эскалация террористической угрозы ИГ на Синайском полуострове – там базируется достаточно мощная группировка сторонников радикального ислама, которая недавно также присягнула «халифу» аль-Багдади. Боевые фракции ИГ уже появились в Афганистане и, очевидно, они будут пытаться закрепиться в северных провинциях этой страны, прежде всего в провинциях Бадахшан и Кундуз, угрожая безопасности республик Центральной Азии.
– Это уже совсем близко от границ России…
– Да это уже зона интересов России. А учитывая, сколько русскоязычных граждан воюет сегодня под знаменами «Исламского государства» (по разным оценкам это от 6 до 10 тыс. человек), то экспансия ИГ на афганском и центрально-азиатском направлении превращается хотя и в отложенную, но вполне реальную угрозу безопасности нашей страны. Тем более, что ИГ не испытывает проблем, как с финансированием (ежедневный доход ИГ от продажи нефти, работорговли и торговли человеческими органами достигает 5 млн долларов), так и с добровольцами. В том числе говорящими по-русски. Русский язык вообще стал сегодня де-факто третьим «государственным» языком ИГ, наряду с арабским и английским. Тысячи боевиков ИГ, выходцев из Узбекистана, Таджикистана, Киргизии, Азербайджана, Казахстана, России общаются между собой на русском языке. И такая ситуация характерна не только для боевиков ИГ в Сирии или Ираке, но и для сторонников «халифата» в Афганистане.
– Рано или поздно ИГ постигнет участь Ирака, Ливии и других стран, режим в которых мировое сообщество сочло террористическим…
– Сравнение не вполне корректное. «Исламское государство» – это уникальный политический феномен, равного которому не было до сих пор в истории мирового терроризма. Эта организация позиционирует себя как государство, которое намерено жить по законам шириата, где не будет не только коррупции и воровства, но и разделения мусульман на суннитов, шиитов, ваххабитов и т. д., и в котором будет предложено жить всем, кто разочаровался в нынешнем мироустройстве, и ищет исламскую альтернативу нашему несовершенному миру. Именно поэтому вожди ИГ приветствуют и поощряют переезд на свою территорию не только боевиков, но и их семей.
– Но ведь сложно встраиваться в мировое сообщество, совершая теракты и устраивая публичные казни заложников…
– А они и не собираются встраиваться. Цель ИГ – заставить мир признать это террористическое образование таким, какое оно есть. И я не исключаю, что в определенной ситуации расчет архитекторов проекта ИГ окажется верным. У каждого государства своя эстетика. И, к сожалению, в нынешнем сложном и нестабильном мире, где вновь обострилась борьба за мировое лидерство, возможно все. Афганский Талибан в свое время тоже почти все считали террористическим режимом – там тоже рубили людям головы, забивали женщин камнями и т. д. Однако если бы талибы в 2001 году выдали США Усаму Бен Ладана, то, вполне возможно, до сих пор бы строили на территории Афганистана свое «исламское государство». По оценкам ряда экспертов, ИГ – это уже квазигосударство. Его территория сопоставима с Великобританией, население прирастает очень быстро. Сегодня под властью «халифа» аль-Багдади проживает более 6 млн человек. ИГ сейчас рекрутирует в число своих «граждан» не только боевиков, но и всячески старается привлечь специалистов гражданских профессий. У них сформирована очень сильная, по меркам региона, социальная политика, там выплачиваются пенсии вдовам погибших, пенсии и даже дети ежемесячно получают пособия. Для очень многих такой образ жизни является привлекательным, особенно для молодежи тех стран, где процветает коррупция, кумовство, а простые люди лишены шанса на достойное будущее. И даже эстетика отрубленных голов их не отпугивает.
– Почему нет соответствующей резолюции ООН в отношении «Исламского государства», которая позволила бы нанести этой организации сокрушительный удар?
– Думаю, потому, что нет широкого запроса на такую резолюцию и такой удар. Ситуация с ИГ уникальна. На словах многие государства и политики борются с ним, однако на деле все выглядит несколько иначе. Порой складывается впечатление, что все это делается не по-настоящему, что это какая-то борьба нанайских мальчиков, а вернее – новая «большая игра» самых разных мировых и региональных центров влияния. Участники международной коалиции стремятся не столько победить и уничтожить ИГ, сколько пытаются каким-то образом использовать фактор «халифата» в своих интересах, направить его против своих геополитических конкурентов. На ситуацию вокруг ИГ также в огромной степени влияет большая политическая интрига, которая разворачивается сейчас вокруг фигуры лидера Сирии Башара Асада.
– Позиция России в отношении ИГ более определенна?
– Я бы так не сказал. Пока позиция нашей страны не слишком последовательная. На уровне риторики первые лица государства заявляют о необходимости борьбы с «Исламским государством», но кроме слов, на мой взгляд, ничего реально не делается. Мне кажется, Россия не торопится начинать полноценную войну с «Исламским государством». Нынешняя политика Кремля сводится к следующему принципу: не допустить проникновения и закрепления ИГ на территории России, но и не ввязываться в открытую войну с «халифатом» за пределами российских границ. Даже в Сирии Москва сегодня не столько противостоит ИГ, сколько поддерживает президента Башара Асада, это является ее абсолютным приоритетом в регионе. Возможно, после июньского заявления «Имарата Кавказ» ситуация изменится, поменяется и российская политика. Однако пока, на мой взгляд, Кремль рассматривает «Исламское государство», как отложенную проблему.
Что представляет собой «Исламское государство»
Территория — 250 тыс кв.км.
Проживающее население 10–12 млн чел.
2. Вооруженные силы. Численность армии ИГ по разным оценкам насчитывает до 200 тыс. человек.
Бюджет
— налоги и шантаж - 600 млн
— трофеи и награбленное — 500 млн
— Продажа нефти — 100 млн.
— Торговля людми — 20 млн
Сторонники. О свой поддержке ИГ заявили более 30 джихадистских группировок из 18 стран, начиная от Боко Харам и заканчивая имаратом Северного Кавказа.
Внутренняя политика В основе государственного устройства шариат с его жестокими методами: отрубание различных частей тела, побивание камнями, скидывание с крыши зданий, все это обычное наказание за нарушение норм шариата. Распространены невольничьи рынки, наложницы, детская эксплуатация. Физкультура, психология, искусство, философия — в школах запрещены.
Внешняя политика — максимальное расширение своих границ и подготовка к Судному дню и Последней битвы. У халифата не может быть союзников, а все мусульмане, которые не поклялись на верность халифу, являются врагами и заслуживают уничтожения.
