«Эта девочка»
Отец с дочерью живут в доме, вернее, в половине дома, на окраине Котово. За их улицей, собственно, город и заканчивается. Сергей Петрович Вихров (здесь и далее имена и фамилии геров публикации изменены. – Прим. авт.) открывает калитку, пропускает во двор. За забором неуютно. Какая-то яма вместо огорода, крыльца тоже нет. Перед входной дверью куча всякого мусора, земля и грязь.
– Ну что ты не встречаешь гостей? – кричит мужчина, заходя в дом. – Мы этот дом снимаем. Я здесь живу уже 11 лет, а девочка поменьше.
В комнатах словно не хватает света, воздух спертый, как будто здесь не проветривали несколько дней или даже недель. На кухне почему-то горит одна горелка на газовой плите. У них две комнаты. В одной стоят два кресла, шкаф и письменной стол, за которым Анна делает уроки. Во второй – всего одна узкая кровать.
– Спим мы вместе. А что такого? – говорит папа. – Почему нельзя спать с ребенком? Я до 15 лет с матерью спал. И ничего. Вот в опеке спрашивают, почему ты с ней спишь. А я отвечаю, потому что первое время девочка просыпалась по ночам, потом в туалет надо отвести, свет ей включить. Сами понимаете, у нас же такое заболевание… Нет у меня такой тяги, нормально у меня в голове.
Ане сейчас почти 12. Выглядит она гораздо старше своих лет – 16, не меньше. Воспитывает ее отец с 2012 года.
– Забрал эту девочку босую, голую, голодную. Мать же пьянь, что там у нее было.
Я села за стол. Сергей Петрович достал бумаги – переписку с различными инстанциями. Все эти документы – свидетельство неравного боя с органами опеки, здравоохранения, образования и миграционной службой. Аня встала немного поодаль, вытянув руки вдоль тела.
– Давай тоже присядешь и расскажешь, что с тобой вчера приключилось, – предложила я.
Но девочка приглашение не приняла, сказав, что не положено.
– В смысле? – не сразу поняла я.
– У казаков так заведено, что младшим не положено сидеть, когда старшие сидят, – ответил за нее отец.
Оказывается, он казак.
– Но это же девочка! – недоумевала я.
– Ну и что! – парировал мужчина.
– В таком случае я буду тоже стоять.
После моих слов отец отправил дочку в другую комнату.
Пока мы шли до дома Вихровых, пенсионер успел сообщить, что накануне девочка влипла в историю: то ли она побила других девчонок, то ли ее кто обидел. И отец с дочерью до половины десятого вечера провели в полицейском участке – писали заявление на обидчиков. Эту историю про вчерашний день рассказывал уже он сам. Девочка пошла гулять с подружкой.
– Толстенькая, ножки кривые, голова большая. Ее обозвали то ли свининкой, то ли говядинкой. Доча и заступилась. Я всегда ей говорю, что надо заступаться за тех, кто младше, за близких. А большая девица мою и побила. Сегодня учителя должны были прийти заниматься с девочкой, но я попросил не приходить из-за этого случая. Пусть успокоится, нам же нельзя нервничать из-за болезни.
Аня, со слов отца, практически с первого класса обучается на дому. Хотя пошла в школу, но оттуда ее пришлось забрать. Как утверждает Вихров, учителя почему-то не отнеслись серьезно к ее заболеванию.
– Я объяснил, что у нас недержание кала, и попросил, как только она будет отпрашиваться, сразу отпускать в туалет. Но они этого не сделали. Учительница сказала, что подумала, будто девочка просто так руку поднимает. Ну как так можно?! После этого я и решил ее в школу больше не водить, – говорит папа.
Он строго следит за учителями, чтобы занимались с ребенком дома столько, сколько положено, – 40 минут на один урок. Мол, раньше посидят 15 минут и сбегают. И ему пришлось на них жаловаться в отдел образования.
Аня Вихрову досталась не просто так. Он долго за нее боролся. Мамаша, объясняет мужчина, пьющая. За ребенком не следила. В свое время он был лишен родительских прав, но в 2012 году их восстановил. А затем стал добиваться лишения родительских прав уже в отношении матери Ани. Девочку сначала отдали под опеку бабушки, а спустя несколько месяцев после того, как Вихров юридически снова стал отцом, забрал ребенка себе.
– У этой девочки есть еще брат. Мамаша родила от другого мужчины. Так органы опеки мне его предлагали. Говорю, вы с ума сошли?! Он мне не родный. Вот девочка – да. Я как глянул на нее, когда родилась, так сразу понял, что моя кровинушка, никаких экспертиз не надо, сердце так и забилось. Полюбил неистово. А мать ее не хотела, чтобы я с ней виделся. Но за деньги… Бывало, звонит и просит 500 рублей, а за это ребенка давала. Почему ее раньше не лишили прав? Это меня только опека постоянно проверяет. В холодильник заглядывают.
Через некоторое время в комнате снова появляется Аня. Снова – как оловянный солдатик возле собственного портрета пятилетней давности. Так и простояла пару часов, пока мы беседовали с ее отцом. А папа называл ее почему-то «эта девочка», редко словом «дочка» и всего несколько раз по имени.
Не гражданин
О себе Вихров любит говорить, что он коренной котовчанин. После службы в армии на Украине решил остаться в Донбассе. Стал шахтером, женился. Родилось трое детей. Через некоторое время развелся. С ним остались жить двое старших сыновей, а бывшая жена забрала дочку и уехала в Воронеж.
– Мы разошлись не потому, что я пьяница, а потому что люблю, чтобы все было по-моему. Вот ее и не устроило. Но разве жена оставила бы мне двоих детей, если бы я был какой-то не такой?
В Котово жила его престарелая мать. К ней он переехал, когда началась «хохланизация» – так он выразился. Правда, дома собственного матушка не имела. Скитались по съемным квартирам.
– Она дом продала, приехала ко мне в Торез – мы там жили, помогать с детьми. Дом продала. Но потом уехала обратно. А дети у меня выросли отличные. Я ими очень горжусь. Сыновья военные, дочка – в полиции. Я и из этой девочки человека сделаю. Я всегда говорил, что бил и буду бить, пока человеком не станет. А бью только за учебу.
В 2005 году он встретил молодую женщину – будущую маму Ани. Она была младше его в два раза: «Ходила, ходила и родила мне ребенка».
– А почему вас лишили родительских прав? – интересуюсь.
– Во-первых, надо официально работать. А я не могу официально работать. Поэтому тогда и не дали ребенка. Восемь часов я не отработаю – после работы на шахте подорвал здоровье. Работал только неофициально. Я туда (на суд. – Прим. авт.) и не ходил. Сам написал отказ. А потом, когда мне дали пенсию, я восстановился, и эту девочку мне отдали.
По словам отца, он сразу с дочкой стал ходить по больницам, проходить обследование. Пытался понять причины болезни.
– Нам говорили, попейте это, попейте то… а чего попейте? Надо сначала узнавать, что это.
Проходили даже обследование в психиатрической больнице. Как утверждает Вихров, после выписки в «хорошем состоянии» через пару дней снова начались проблемы. И в 2015 году им посоветовали пройти обследование в московской клинике.
– В общем, я так закрутился с оформлением разных бумажек, а еще матушка приболела, да и справку для домашнего обучения надо было сделать, что и забыл продлить вид на жительство. А когда пришел в паспортный стол, мне сказали, что опоздал. И документы отказались принять, – объясняет Сергей Петрович. – И начал я писать в миграционную службу, чтобы пошли мне навстречу, ведь случай у меня особенный. Но так ничего и не добился до сих пор.
В Москве, по словам отца девочки, тоже не смогли точно сказать, отчего у нее болезнь, и посоветовали оформить инвалидность.
– Поехали мы в прошлом году в Волжский проходить МСЭ (медико-социальную экспертизу. – Прим. авт.). Так там нас не приняли! Посмотрели на мой вид на жительство, а документ-то просрочен. Обозвали аферистом, кричали, где я взял ребенка. Пришлось быстро убегать оттуда, пока полицию не вызвали. Так и не получилось оформить инвалидность.
Пенсионер показывает мне бумагу, которую ему выдали в Волжском. Там сказано: «В ходе экспертизы было установлено, что у ребенка в настоящее время имеются незначительные нарушения функции пищеварительной системы, которые не ограничивают в значительной степени ни одну из основных категорий жизнедеятельности, не требуют мер социальной защиты и, согласно действующим нормативно-правовым документам по МСЭ, ( …) не являются основанием для установления категории «ребенок-инвалид».
– Но тут же написано, что ваш ребенок не имеет показаний для инвалидности?
– Ну мало ли, что можно написать…
Когда Вихров лишился вида на жительство, ему перестали платить пенсию.
Сергей Петрович решил во что бы то ни стало добиться продления сроков действия документа. Хотя в паспортном столе ему сказали, что необходимо встать на миграционный учет. Но этого он не сделал. Свое решение объяснил тем, что если встанет на учет, тогда пенсию начнет получать только через год.
– Но ведь получается, что вы незаконно находитесь в стране. Не боитесь, что вас выдворят?
– Нет, не боюсь. Я же воспитываю несовершеннолетнюю гражданку России. Не имеют права. Вот если не дадут нам вид на жительство, соберу две сумки – казаку и казачке много, что ли, надо? И поедем в ДНР. Там казаки нас встретят, помогут. Еще бы, отец один воспитывает дочь. Обязательно помогут.
– А на что вы сейчас живете? Пенсии у вас нет, ребенок не инвалид, пенсии у нее тоже нет…
– Подрабатываю. Вот вчера одному туалет поправил – дал 600 рублей, потом крышу меня попросили починить. Кому замок врежу – так и живем. Я ж рукастый. Смотрю на его «рукастые». На вид они совсем не похожи на руки мастера – белые, без заноз и ссадин, без грязи под ногтями. Замечаю наколку – «пять точек». Судим.
– За что? – спрашиваю.
– Здесь или на Украине? Здесь за то, что пошел с пистолетом к матери дочки, требовал, чтобы отдали. Глупо, конечно. А на Украине в лихие 90-е – за контрабанду. Рядом же граница – Ростов. Вот бензин и возили…
Неожиданно раздается стук в дверь. Кто-то пришел. Сергей Петрович вышел во двор. Шум, крики. Но разобрать было невозможно. Позже редакционный водитель расскажет, что приезжали мужчина, женщина, а с ними девочка, скорее всего, дочка. И мама с папой грозились подать заявление в полицию.
Мир наизнанку
Пока я говорила с отцом, украдкой смотрела на девочку. Она все время следит за отцом. Показалось, что во взгляде – смесь страха и желания угодить. Так, наверное, смотрит жертва со стокгольмским синдромом на своего мучителя. Именно этот взгляд заставил меня пойти в органы опеки, в школу, где обучается Аня, детскую поликлинику, разыскать маму и бабушку девочки.
– Девочка поступила к нам в 2011 году. Обучалась весь первый класс. Никаких проблем со здоровьем у нее не было. Поверьте, в школе мы знаем всех детей, у которых есть сложности. К ним, конечно, особое отношение, – сообщила директор школы Ирина Новомлинова. – А в середине второго класса появился ее папа. Произошла смена фамилии. Он перевел ребенка на домашнее обучение. Только со слов отца мы знаем, что у нее недержание. Когда она ходила в школу, заболевание никак не проявлялось. А он на учителей вам жаловался?
Я кивнула головой. Ирина Анатольевна берет со стола стопку бумаг.
– Это объяснительные моих педагогов, которые не смогли попасть к ним в дом, чтобы по расписанию провести уроки. Вот записка от учителя, что в доме отсутствует отдельное спальное место. А это жалобы Вихрова на учителей в отдел образования. Однажды он пожаловался, что математик на уроке вместо объяснения материала играла в кубик Рубика. Если бы меня в тот момент не было у них дома, мы бы не смогли дать объяснение. А преподаватель на примере кубика объясняла девочке, что значит возведение числа в куб.
– А почему вы вместе с учителем математики ходили на урок?
– Знаете, для меня проблема организовать домашнее обучение для этого ребенка. Учителя просто боятся к ним ходить. Он встречает в неподобающем виде, может накричать. Иногда просто не открывают двери. И мы не знаем, какое действие может спровоцировать его на написание очередной жалобы. Учителю нельзя спросить у девочки, как у нее дела: сразу жалоба. Мы уже перестали приносить к ним наглядные пособия, ноутбук и говорить с ребенком на отвлеченные темы. После такого очередного письма я и ходила несколько раз на занятия вместе с педагогом.
А еще, по словам директора, учителям приходится четко фиксировать в дневнике Ани время начала и окончания урока. Причем девочка должна сама записать часы и минуты, иначе, считает Новомлинова, у ее отца будет повод придраться.
– А вы сообщали в органы опеки, милицию, в каких условиях проживает девочка?
– Да. Обращались и в опеку, и ходила на прием к начальнику УВД Котово. Последний раз писала в декабре письмо с требованием провести обследование социально-бытовых условий. Но до сих пор акт о том, что это было сделано, в школу не поступил.
В Котовской службе опеки и попечительства мне подтвердили, что последняя проверка условий проживания ребенка была в августе прошлого года.
– Был сигнал по телефону. Звонили о том, что обижают девочку. Приехали мы и сотрудник инспекции по делам несовершеннолетних. Нас он не пустил. В дом зашла только инспектор ПДН, – говорит консультант службы Елена Глинянова. – Что за сигналы? Из школы, от соседей. Во-первых, что Вихров девочку не лечит. Потом из школы поступали сигналы, что они приходят, а он встречает их в трусах и халате. И он спит с ней в одной кровати. Ему неоднократно говорили, что девочка взрослеет и допускать этого нельзя. Он не обращает внимания. На основании этого сотрудники ПДН возили ее на медицинское освидетельствование, девочку опрашивали психологи. Самое страшное тогда, слава богу, не подтвердилось.
Но и соседи жаловались на девочку – ведет себя агрессивно, камнями кидается, мальчика свалила с велосипеда: он попал в больницу. В опеке знают и о том, что Вихров не работает, пенсию не получает. И тут же Глинянова добавляет, что рычагов воздействия на него у них нет.
– Если только воспользоваться статьей, что «противоречит интересам ребенка». Но он нас по судам затаскает.
Ко всему прочему папаша завалил прокуратуру жалобами на органы опеки за бесконечные проверки. Видимо, боясь лишних скандалов, попыток выяснить, как живет ребенок, больше и не предпринималось.
– А за что его лишили родительских прав, когда Аня была маленькой? – спрашиваю.
Глинянова достает личное дело и зачитывает документ, по-видимому, это выдержка из судебного решения о лишения родительских прав.
«Она (мать девочки. – Прим. авт.) проживала в гражданском браке с Вихровым… В результате совместной жизни у них появилась дочь Анна. Было установлено отцовство… Совместная жизнь не сложилась... Оставшись одна, вынуждена была подрабатывать, так как Вихров не помогал. Однако постоянно нарушал их с дочерью покой, приходил с угрозами... 25 апреля (год не назван. – Прим. авт.) он был осужден Котовским районным судом по ст. 119, 167. Она подала заявление о взыскании алиментов на воспитание дочери, но с апреля ни разу алиментов не получала. Воспитанием дочери занимается одна и обеспечивает ее материально. Просит лишить Вихрова родительских прав… От ответчика Вихрова поступило заявление с просьбой рассмотреть дело в его отсутствие. С иском согласен».
– Как же потом ему отдали ребенка? – интересуюсь.
Елена Петровна ответила, что не знает, тогда не работала еще. Спрашиваю чиновницу про младшего брата Ани, которого воспитывает бабушка, зачем предлагали Вихрову взять его под опеку. Женщина очень удивилась и сообщила, что все наоборот. Это Сергей Петрович приходил и требовал отдать ему ребенка, мол, брат с сестрой должны расти вместе. А получив отказ, стал заваливать службу опеки жалобами на бабушку – бьет, не кормит. Специально даже девочку настроил, чтобы она выведывала нужную информацию. Но ничего из этого ни разу не подтвердилось.
– У нас к бабушке нет никаких претензий. Она работает. За внуком следит. Все у них в порядке.
Попасть в дом к Вихровым не могут не только служба опеки и школьные учителя, но и врачи из детской поликлиники.
– Вихров уже три года не приводил ребенка, он и меня не пускает к себе, – говорит участковый педиатр Марина Арнаутова. – Для оформления инвалидности ему нужно было пройти обследование, сдать анализы. Но в поликлинику к нам не приходил. Зато начал писать жалобы в комитет здравоохранения, что мы препятствуем оформлению инвалидности.
Грабитель и садист?
Чем дальше я интересовалась этой историей, тем больше любопытных деталей находила. Так, на сайте Росправосудия я обнаружила постановление Котовского райсуда от сентября 2014 года, в котором Вихрова признали виновным в воровстве зубных щеток и игрушки из магазина.
Причем преступление он совершил в присутствии дочери, об этом говорится в материалах дела. Вихров получил один год условного лишения свободы. К тому же он имеет два административных наказания за нарушения миграционного законодательства.
А недавно пришло сообщение из полиции Котово. Родители одной девочки написали на него заявление – якобы Вихров избил их дочь. Повод – подросток обидела Аню.
Если верить словам бабушки Ани, то это далеко не единственный случай проявления агрессии со стороны пенсионера Вихрова.
– Когда родилась Аня, он ее у нас воровал. Соседи видели, как мы ее отбивали. А сколько раз с полицией забирали ребенка у него! Девочка маленькая тогда была, годика еще не было. Дочку мою бил. Алименты платил по 50 копеек, вот и пришлось подать в суд, чтобы лишить его родительских прав, – рассказывает бабушка. – Дочка второй раз вышла замуж, родила мальчика. И он (Вихров. – Прим. авт.) начал снова ходить к нам. Придет, принесет выпивку. Напоит дочь и вызывает опеку. Так продолжалось до тех пор, пока у нее детей не отобрали.
Сначала бабушка оформила опеку на двоих внуков. Но вскоре Вихров восстановился в родительских правах и забрал девочку – через суд.
– А что я могла сделать? По закону он отец. У меня прав гораздо меньше.
Сейчас бабушка с Аней почти не общается. Говорит, что отец настроил против нее. А раньше девочка часто бывала у нее, ночевала несколько дней, пока тот пил. Интересуюсь у женщины, насколько серьезное заболевание у ребенка.
– Недержание случалось, когда она маленькой еще была. К школе все прошло. Зачем ему инвалидность надо на нее оформлять? – переспрашивает бабушка. – Да, жить-то ему не на что. Пенсию он не получает. Когда забирал ребенка, думал, что будут платить деньги. Но такие выплаты положены только опекунам.
Бабушка подозревает, что Вихров не очень хорошо обращается с девочкой, но добиваться снова лишения его родительских прав она не собирается.
– Я столько от него натерпелась. Так меня позорил. Он может подойти и в морду плюнуть. При людях. На работу звонит, что я картошку украла и домой принесла. Какая у меня картошка? Я санитаркой в ПНИ (психоневрологический интернат в Котово. – Прим. авт.) работаю. Когда опекунство оформляла, он звонил в службу и говорил, что у меня пьянка-гулянка. Они приедут, проверят, а у меня в доме даже запаха нет, потому что я вообще не пью. Не хочу с ним больше связываться.
Кто неадекват?
Лично у меня так и осталось без ответа много вопросов. Например, почему органы опеки восстановили в правах человека, который имеет криминальное прошлое, у которого нет собственного жилья и стабильного достатка, почему не провели детальное исследование его личности?
При современных коммуникациях это не составляет никакого труда. Мне удалось довольно быстро разыскать бывшую жену Вихрова через соцсети. Она называет его неадекватом.
В ответ на мой вопрос, почему они развелись, она написала следующее: «Дело было в его обращении со мной. Как он потом сказал, сильно закрутил гайки. Я забрала детей и одну сумку с детской одеждой. Хотя жили в большом частном доме. Потом мы много общались, дети даже жили с ним. У него были достаток, бизнес, новая жена, а у меня... Потом дети убедились, что я была права, и вернулись ко мне. Он неадекват. За все последующие годы никогда не было желания вернуться».
Есть вопросы и к правоохранительным органам. Почему гражданин чужого государства уже полтора года находится незаконно в России, а миграционная служба сквозь пальцы смотрит на эти нарушения? Почему полиция и та же опека не реагируют на сигналы учителей и медиков о ненадлежащем обращении с девочкой?
Почему так много взрослых, которые призваны стоять на защите жизни и здоровья ребенка, позволяют старику держать дочь почти в животном страхе и на протяжении пяти лет спать с девочкой-подростком в одной кровати?
Все, с кем я общалась – лично или по телефону, как один отвечали, что боятся, что отец девочки завалит их жалобами и придется вести длительную переписку с вышестоящими инстанциями.
Удивительно, как один маленький человек навел страху на огромную бюрократическую систему, с которой иногда так сложно бороться в иных обстоятельствах. Мне вся эта история напомнила сказку Чуковского «Тараканище» – невзрачное насекомое напугало зверей только своими усами. Но найдется ли здесь свой воробей?
